Тырновский Митрополит Климент — священноисповедник многострадального болгарского Православия

---

«Видите ли, что и тогда были проповедники, ходившие в народ, и их устами говорил Сам Бог? Впоследствии мы назвали этих проповедников Святыми и почитаем их такими и по сей день» — Из Слова Тырновского Митрополита Климента, произнесенного 10 июля 1893 года перед Тырновским областным судом

«Наша новая история не знает ни одного общественника, который умер спокойно и мирно, чтимый и уважаемый всеми… Все наши деятели, работавшие без шума, но с преданностью и любовью к народу — все они заброшены в архивы прошлого. И если и найдется иногда какой-нибудь любитель прошлого, который вынесет кого-нибудь из них из этих архивов, чтобы очистить и оттрясти с него пыль, и напомнить о нем, то опять его забросит в архивы, где тот и останется похороненным навсегда или будет дожидаться пятидесятилетия или столетия, чтобы вновь увидать свет Божий… Так было и с Климентом. Вынесли его из архивов прошлого по поводу 25-тилетия его кончины,… поклонились ему верные его ученики и почитатели, однако его опять забросят в архивы минувшего, как жертву наших диких инстинктов, и там он утонет в забвении».
        Семьдесят пять лет после того, как Варненский и Преславский Митрополит Симеон написал эти слова, они сиротливо звучат над духовными пепелищами Болгарии. Когда встанешь у могилы незабываемого Владыки Климента, тебя охватит чувство, что находишься на краю пропасти, разделяющей две Болгарии. Одна из них — мученица, отторгающаяся от своего многострадального прошлого и протягивающая руки к неизвестному будущему, а другая, теперешняя — отреченица, «даже для слез утратившая силу» (1), способная как будто на всякое отступление от своей веры и рода во имя какого-то нового «земного рая». Около этой священной могилы чувствуешь бездну духовного одиночества, и невольно припоминается другой великий болгарин, воевода Капитан Петко — сломленный физически, но не и нравственно, «героями нового времени», — припоминается прибитое им на крыше его дома в городе Варне черное знамя с надписью: «Они похоронили Болгарию»… (2)
        На протяжении всего своего монашеского и святительского пути Митрополит Климент хранит свои нравственные идеалы в их изначальной, мраморной твердости и белизне. Многие труженики болгарского дела, бывшие патриоты и радетели народной свободы, вкушают власти и забываются. Верными своей христианской совести и любви к народу остаются единицы, стремления которых тяготеют не к земному, а к непреходящему духовному благополучию их народа. А благополучие это недостижимо без страданий… Митрополит Климент не только становится выразителем духовного идеала болгарина; он сподобляется быть его исповедником и своими страданиями засвидетельствовать свою великую доблесть и высокую нравственность. В чем именно состоит его исповедничество? Едва ли только в том, что он не устрашается даже и смерти, когда встает на защиту православной веры болгар. (3) Подсудимый Митрополит сам свидетельствует о богоугодной тишине и чистоте своей совести в эти позорные часы родной истории. Однако, он нисколько не черпает самоуверенности ни из своей веры, ни из преданности народа к нему — он лишь выполняет свой долг душепастыря и патриота — сочетание столь редкое и поэтому — драгоценное. Мы бы сказали, что процесс против Митрополита Климента только выявляет его исповедничество блистательнее и очевиднее…
        Подвиг его, однако, простирается на весь жизненный путь. С самого раннего возраста для будущего священнослужителя путь этот один — служение ближнему, служение народу своему. И эта мысль, как видно из его повестей, из его писем, проповедей, слов, является не только путеводной звездой его — она обладала всем духом и сердцем его, из-за нее он не знал покоя ни днем, ни ночью, она же подавала ему и силы вытерпеть любую боль и страдание. «Пусть я ложусь и встаю голодным, пусть хожу нагим и босым, пусть меня гонят и оскорбляют — я все это забуду, лишь бы мог принести частичку пользы своему отечеству…» (4) Какое исповедничество может быть больше такого евангельского служения не одному человеку, но целому народу? Однако и этого недостаточно, если человек не будет взирать на таковое служение с высоты духовного, евангельского идеала. Молодой Василь Друмев (мирское имя Митрополита Климента) сознает это: «невозможно, чтобы не было покоя там, где есть борьба за истину», вещает он в повести «Ученик и благодетели» устами своего героя Живко, воплощающего стремления юности самого Василя. Служение человеческое, изъеденное червями тщеславия, корысти и т. под. земными побуждениями, превращается в прах. Евангельское же служение черпает свою нетленность из Божией правды и истины. О том, что служение Митрополита Климента было именно таким, свидетельствует не что иное, как нетление его тела целых пятьдесят лет после его кончины (5).
        «Есть Православие у нас — есть и болгарский народ; нет Православия — не будет и болгарского народа». Никто не изрекал эту истину с такой простой глубиной и силой слов Климентовых. Его «Слово в Неделю Торжества Православия», произнесенное в Соборной церкви города Тырново 14 февраля 1893 года, свидетельствует о духовном росте Митрополита-Исповедника, о его вырастании из тесноты первоначального его нравственно-просветительского идеала и о достижении им орлиных высот евангельского служения своему народу. Из мрачных низин современности трудно узреть эти высоты, трудно даже говорить о них. Однако широта личности Митрополита Климента так необъятна для нас, питомцев узколобой современности, что об этой личности нам можно говорить только лишь с робостью школьника. Тем не менее, все эти затруднения превозмогаются нашей любовью к Владыке Клименту…
        В потерявшем устои времени после Освобождения, Митрополит Климент не только не расточает нравственные богатства, которые он наследил от своего народа, но и приумножает их. Когда-то, покидая родной дом, молодой Василь берет с собой в Россию не тленные махмудии (6), а самородное духовное золото — глубокое народное целомудрие, ясный, непомутненный западным «просвещением» ум, сердечную простоту и кротость, ревностное трудолюбие, милосердие и веру. И ему удается не только не растратить, как многие тогдашние молодые болгары, это духовное богатство, но и увеличить его, приобретая обширные знания, мудрость и опыт, которые он спаивает с прочими своими нравственными дарованиями неугасимым пламенем любви к своему народу. Он непрестанно жаждет свободы и блага для своего народа — разумеется, не тех, которые нам обещали и обещают политики, чуждые евангельской вере и нравственности — но свободы духовной. Она проистекает из «чистой и глубокой веры в Бога», которую будущий Митрополит сберегает благодаря многим страданиям, сквозь которые Бог проводит его, до тех пор, пока не поставит его на высоту архиерейского служения. Благодаря, повторяем, этим страданиям идеалы Друмева очищаются от наслоенний просвещенческих заблуждений и приобретают непреходящую ценность для нашего народа, ибо весь внутренний закон для Климента во единем словеси исполняется, во еже: возлюбиши ближняго твоего якоже себе (Гал. 5,14). Эта любовь евангельская впоследствии становится отличительной чертой его высокого духовного служения — когда в дальнейшем этот муж духовный будет отверженным, ненавидимым, оклеветанным, гонимым и всячески оскорбляемым, он ответит на всю эту злобу молитвой и непамятозлобием, кроткой и светлой любовью к врагам своим, ответит христианским всепрощением. Первые его слова с церковного амвона после возвращения из ссылки будут: «Мир и любовь, братья христиане!» В поступках и словах Владыки Климента ни образование, ни широта знаний берут верх над верою, любовию поспешествуемою (Гал. 5,6). И нам кажется, что именно эти две добродетели — его чистая и глубокая Православная вера и его самоотверженная и бескорыстная любовь к народу и к каждому отдельному человеку сплетают для него благоуханный венец в нашей исторической церковной памяти. И, дабы не забыли, — дух кротости Владыки Климента! Сколь много еще духовных сокровищ проблескивает в бессмертном духе его и сколь много еще мы должны перечислить, чтобы как-то довершить изображение сего изрядного служителя народа? В своем затруднении мы поможем себе одним ненарочитым сравнением — по его служению, одаренности и широте, Митрополита Климента можно сравнить с великим светилом Русской Православной Церкви, Митрополитом Московским Филаретом, у которого духовной и государственной премудрости учился наш первый Экзарх Анфим. Наверно именно вера и любовь сделали Митрополита Климента великим не только в глазах нашего народа, но и в глазах русского православного народа, который Владыка беззаветно любил. О его духовном обаянии, впечатлившим русских людей, свидетельствует знаменитый болгарский писатель Иван Вазов, повествуя о приеме маститого архиерея у Всероссийского Императора Николая ІІ: «Мы заметили по взорам, которые часто обращались в нашу сторону, что предметом разговоров были мы. Но эти взоры с особым уважением и симпатичным любопытством останавливались на благородном, приглядном, кротком лице Тырновского Митрополита. Видно, Владыка Климент и тут упражнял свое чудное обаяние, окруженный славою неустрашимого ратника Православия и мученика славянской идеи. Он радовался этому престижу везде, где бы мы ни были в России. Повсюду русские, от самых простых до самых высокопоставленных, выражали ему почитание и глубокое уважение. Русский народ жадно притекал целовать его десницу и принять его благословение. В лицо болгарского архиерея он видел больше, чем высокого сановника духовного — видел в нем Святителя». Последние слова Вазова относятся к приезду болгарской депутации в Москву, где посланцев нашего народа встречали с пламенной любовью, а «на Владыку Климента смотрели как на Святого. Набожные русские люди старались прикоснуться к его одеждам, веруя, что этим получают освящение от страдальца за Православие», пишет его биограф Ю. Трифонов в своей книге «В. Друмев — Климент Браницки и Търновски» (София, 1926). Вот такие архиереи были нужны Болгарии, нужны они ей и по сей день — святые, незлобивые, непорочные, служащие не букве, но духу, жаждущие отдать и последние свои силы для служения народу своему…
        Пастырская любовь Митрополита Климента простирается не только на своих, но и на заблудших словесных овец. В 1898 году, застонавшие от своеволий своих «доминов» болгары-католики из деревень Свищовской области Белене и Ореш попросили о ходатайстве Тырновского Владыки, после безуспешного стучания в двери государства. Владыка Климент сделал все для облегчения участи этих людей, однако, не принуждая их к возвращению в Православие — для премудрого душепастыря было важно, чтобы эти добронравные болгары сначала обрели спокойствие, чтобы обеспечить честь их семьей, чтобы они почувствовали себя вместе с тем и близкими по жизни и благоустройству своим православным соотечественникам, а для полного возврата их в стадо Христово он оставлял работать время. Его любовь чувствовали особенно сильно дети: маленький Престолонаследник Князь Борис легко сблизился со старцем при его посещениях во дворец, позволял ему держать себя на руках, целовать и ласкать, — детское сердце непосредственно чувствовало огромную любовь любвеобильного Митрополита к детям.
        При всех этих духовных дарованиях, которые страдания его умножили и упрочили, Владыка Климент не утратил своей изначальной простоты и смирения. Будучи уже политическим деятелем и мужем государственным, одним из лучших наших ораторов и проповедников (по справедливым словам его современников), воспитателем и учителем, соучредителем и фактическим председателем Болгарского литературного дружества в первые годы его существования в городе Браиле (которое потом переросло в Болгарскую Академию Наук), общественником и поэтом, писателем и драматургом, а затем — и преимущественно — пастырем духовным, осанка которого напоминает последнего Тырновского Патриарха Евфимия — и тогда Митрополит Климент, окруженный близкими, родными и слугами, любит сам обслуживать себя — встает рано, топит печь, варит себе кофе и только потом садится за работу. Все свои литературные труды, протоколы собраний и более важную корреспонденцию он выполняет сам. А на одной из его фотографий периода ссылки в Гложенский монастырь мы видим, как он сам штопает себе одежду. Хотя и пламенный духом, он всегда остается спокойным и кротким нравом, даже и в больших неприятностях и обидах Владыка не теряет самообладания, нисколько не поддается нервности и раздражению. Свои советы он всегда дает спокойно и внушительно и никто из его учеников не помнит, чтобы его когда-либо видели сердитым, чтобы он повышал голос. До конца своей жизни Владыка Климент сохраняет свою душевную бодрость, ясную и верную память и острый, проницательный ум. Из-за своего чуткого сердца он никогда не мог смотреть равнодушно на чужие страдания и слезы — этому, в огромной степени, и обязаны его благотворительность и щедрость. Над одним из своих надежных учеников Петропавловской семинарии (Асеном Николовым, родом из Никополя), который утонул, Владыка Климент плакал навзрыд как родная мать. Так же плакал этот духовный муж и о несчастье своего приятеля Тодора Икономова, который впал в умопомрачение. Эти особенности характера, которые обнаруживаются в самых ранных его произведениях, в самых первых его общественных деяниях, Бог промыслительно развивает до тех пор, пока матерински нежное его пастырское сердце не углубится и расширится духовно впоследствии, так что и он мог вместе с Апостолом сказать своему народу: Уста моя отверзошася к тебе, народ мой, сердце мое распространися. Не тесно вмещаетеся во мне, утесняетеся же во утробах ваших (2 Кор. 6,11–12). Тесно становится в сердцах наших, когда видим, какое почитание и любовь оказывали когда-то сему духовному светильнику нашему болгарский и русский народ, а теперь такой поборник Православия «выброшен в архивы»; скорбим, видя, как тропинка к могиле «дедушки Климента» заросла тернием забвения и земных попечений; скорбим, ибо место его заточения не превращено народом нашим в святилище (так воздыхает его почитатель еще в 1920 году); скорбим, видя, как сегодня заветы священноисповедника сего пренебрегаются и попираются …
        А как народ встречал когда-то своего благодетеля после освобождения его из заточения? «Во всех городах и деревнях, через которые должен был проехать великомученик Климент — пишет М. Ив. Маджаров — приготовились к встрече. Ни одного Владыку в Болгарии никогда не встречало с такой искренней радостью такое громадное множество народа, как Митрополита Тырновского после оставления им Гложенского монастыря. А в Тырнове не менее 20000 человек пришли поздравить его. Там произошли сцены, показывающие, что болгарский народ предан своей народной Церкви и умеет уважать своих достойных пастырей. Но не только в Тырнове был он встречен царски. Во время его поездки из Тырнова в Софию на каждой станции приходило огромное множество людей с тем, чтобы поздравить его и выразить свое сочувствие ему. А когда он приехал в столицу… перрон вокзала, да и вся площадь перед ним были заполнены народом. Один из известных граждан обратился к нему со следующими словами: «Многострадальный Владыко! Прости народ за то, что он не показал б`ольшую энергию во время твоего мученичества!» Вид Митрополита Климента был усталым, изможденным, но в своей смиренности и скромности он напоминал какого-то святого. Он благословлял народ, прощал всем, отнюдь не упоминая ничего о своих страданиях. По улицам Софии все встречали его глубокими поклонами». («Духовна култура», кн. 5–6, 1920 г., сс. 414–415)
        Сегодня, когда верующая душа встанет у могилки Владыки Климента, она невольно начинает разговаривать с ним, спрашивая его: «Где теперь она, та Болгария, за которую ты боролся, во имя которой ты изнурил все свои силы, ум и сердце? Твои слова оказались пророческими: погубив Православие, с ним мы губим все (7)! Однако на твои молитвы, Владыко святый, возлагаем упование наше и надежду — не преставай нас укреплять, утешать, оберегать, наставлять и выручать из рабства, в которое теперь насильно влекут твой народ! Выведи нас на пути духовные к пастбищам, неведомым для слуг мира сего, не преставай быть для нас прибежищем и светлою отрадой! ... Многострадальный Владыко, прости наш народ!...»

Заметки

1. «Даже для слез утратившую силу, хочу тебя навечно вспоминать такой», фраза из знаменитого стихотворения болгарского поэта Димчо Дебелянова «Элегия». Аллюзия не имеет прямого отношения к содержанию стихотворения. (назад)
        2. Будучи пламенным русофилом, прославленный воевода капитан Петко был оклеветан приверженцами премьер-министра Болгарии Стефана Стамболова, отъявленного русофоба, якобы за то, что он хотел убить его. Капитана Петко предали ужасающим пыткам и разрушили его здоровье. Через некоторое время после возврата домой, бывший воевода прибил на крыше своего дома черное знамя с вышеупомянутыми многозначащими словами, упрекающими корыстолюбивое племя новых и алчных болгар, рушащих бессовестно свое отечество для собственного обогащения и благополучия. (назад)
        3. Первая Неделя Великого Поста, Торжества Православия, в 1894 г. совпадала с днем рождения Князя Фердинанда I-ого Сакс-Кобургготского (внук его, Симеон, ныне правит Болгарией в качестве премьер-министра); Митрополит сильно негодовал по поводу изменения чл. 38-го Тырновской конституцией, в силу которого Престолонаследником может быть только член Православной Церкви; католик Фердинанд, которого привел из Германии министр-председатель Ст. Стамболов, хотел чтобы и сын его Борис принял католическое крещение. Из-за его проповеди в тот день, в которой говорилось, что каждый, кто поднимает руку на веру болгарского народа, на Православие, есть враг этого народа, Владыки Климента хотели наказать смертью, обвиняя его в бунте против царской власти, но как известного писателя и одного из первых тружеников болгарской науки, его сослали в Гложенский монастырь, где над ним жестоко издевались. (назад)
        4. Слова принадлежат герою Друмева Живко, имя которого упоминается чуть ниже в тексте. (назад)
        5. Речь идет о бесспорном, но малоизвестном факте: когда в 1951 г. его гроб вскрыли с тем, чтобы перенести его останки в новую церковь по случаю 50-летия его кончины, то обнаружили, что останки Митрополита Климента были сохранены полностью нетленными, вместе с облачением его, целых 50 лет после его кончины. Рядом с ним лежало тело другого Тырновского Митрополита (Филиппа), захороненного несколько лет позже, которое оказалось полностью разложенным. Свидетели этого чудного события до недавнего времени были еще в живых, но во время коммунистического правления Болгарии (1944–1989) не было возможным сообщить этот факт широкой общественности. (назад)
        6. Махмудии — вид старых турецких золотых монет времен султана Махмуда. (назад)
        7. Пророческие слова Митрополита Климента Тырновскаго, произнесенные в 1894 году: «Будет у нас Православие — будет и Болгария; нет Православия — нет Болгарии», произнесенные в проповеди Владыки Митрополита в Неделю Торжества Православия. (назад)

---